Обязаны ли мы любить свою мать?

«Я помню, мы с мамой ушли в мою бывшую комнату, где я жила еще подростком, — вспоминает 32-летняя Лера. — Она сидела на кровати, плакала и не могла остановиться. Смерть ее матери, моей бабушки, казалось, просто раздавила ее — она была безутешна. А я не понимала, чего она так убивается: наша бабушка была настоящей ехидной. Отношения с которой, кстати, стоили ее дочери семи с лишним лет психотерапии.

В итоге маме все удалось: наладить личную жизнь, создать счастливую семью и даже установить с бабушкой разумные отношения. По крайней мере, я так считала. Когда я спросила: «Почему ты плачешь?», она ответила: «Теперь у меня уже никогда не будет хорошей мамы». Так значит, несмотря ни на что она продолжала надеяться? При жизни бабушки мама говорила, что не любила ее, — что же, получается, она лгала?»

Отношения с собственной матерью — при малейшем приближении к этой теме форумы интернета начинает «штормить». Почему? Что делает эту нашу внутреннюю связь такой уникальной, что ни при каких обстоятельствах ее по-настоящему невозможно разорвать? Значит ли это, что мы, дочери и сыновья, навеки обречены любить ту, которая однажды дала нам жизнь?

«Я не люблю свою мать». Очень немногие способны выговорить такие слова. Это нестерпимо больно, и слишком силен внутренний запрет на подобные чувства. «У нас внешне все нормально, — делится 37-летняя Надежда. — Скажем так: я стараюсь общаться корректно, внутренне не реагировать, чересчур близко к сердцу ничего не принимать». 38-летний Артем, выбирая слова, признается, что поддерживает с матерью «хорошие» отношения, «хотя и не особенно близкие».

«В нашем общественном сознании один из самых распространенных мифов — о бесконечной, бескорыстной и светлой любви между матерью и ребенком, — поясняет психотерапевт Екатерина Михайлова. — Между братьями и сестрами есть конкуренция; в любви мужчины и женщины присутствует нечто, что может ее омрачить. А привязанность матери и ребенка — единственное чувство, которое, как говорят, не меняется с годами. Не зря народная мудрость гласит: «Никто не будет любить тебя так, как мать».

«Мать остается святыней, — соглашается социолог Кристин Кастелен-Менье. — Сегодня, когда распадаются традиционные семейные ячейки, смещаются всевозможные — от родительских до сексуальных — роли, теряются привычные ориентиры, мы стараемся удержаться за что-то стабильное, что прошло испытание временем. А потому и традиционный образ матери становится незыблем как никогда». Одно лишь сомнение в его достоверности — уже невыносимо.

«Сама мысль «у меня плохая мать» способна разрушить человека, — говорит Екатерина Михайлова. — Неслучайно в сказках злая ведьма — всегда мачеха. Это говорит не только о том, как трудно принять свои негативные чувства по отношению к собственной матери, но и о том, насколько такие чувства распространены».

Наши отношения двойственны, противоречивы. «Та степень близости, которая изначально существует между матерью и ребенком, исключает существование комфортных отношений, — уточняет Екатерина Михайлова. — Сначала полное слияние: мы все появились на свет под биение сердца своей матери. Позже для младенца она становится идеальным всемогущим существом, способным удовлетворить все его потребности и нужды.

Момент, когда ребенок отдает себе отчет в том, что мать несовершенна, становится для него шоком. И чем меньше она удовлетворяет истинные потребности ребенка, тем тяжелее удар: порой он может породить глубокую обиду, которая потом перерастет в ненависть». Нам всем знакомы моменты горького детского гнева — когда мать не исполнила наших желаний, сильно разочаровала или обидела нас. Пожалуй, можно сказать, что они неизбежны.

«Такие моменты враждебности — часть развития ребенка, — объясняет психоаналитик Ален Браконье. — Если они единичны, то все идет нормально. Но если враждебные чувства мучают нас долгое время, это становится внутренней проблемой. Чаще такое происходит с детьми, чьи матери чересчур заняты собой, подвержены депрессиям, чрезмерно требовательны или, наоборот, всегда держатся отстраненно».

Мать и ребенок словно сливаются воедино, и сила эмоций в их отношениях прямо пропорциональна интенсивности этого слияния. Единственным детям или тем, кто вырос в неполной семье, еще труднее признаться себе в неприязненных чувствах к собственной матери.

«Сколько себя помню, я всегда был главным смыслом ее жизни, — говорит 33-летний Роман. — Это, наверное, большое счастье, которое не каждому дается, — но и нелегкое бремя тоже. Мне, например, долго вообще не удавалось с кем-то познакомиться, завести личную жизнь. Она не могла меня ни с кем делить!» Сегодня его связь с матерью все еще очень сильна: «Я не хочу уходить от нее далеко, я нашел себе квартиру совсем рядом, в двух остановках… Хотя понимаю, что такие отношения лишают меня настоящей свободы».

Почти никто из взрослых и даже очень несчастливых детей на деле не решается сжечь все мосты. Они отрицают, что сердятся на мать, пытаются ее понять, находят оправдания: у нее самой было трудное детство, тяжелая судьба, не сложилась жизнь. Все стараются вести себя «как если бы»… Как если бы все было хорошо, и сердце бы так не болело.

Главное — об этом не говорить, иначе лавина боли все сметет и «унесет за точку невозврата», как образно выражается Роман. Взрослые дети поддерживают эту связь во что бы то ни стало. «Я звоню ей из чувства долга, — признается 29-летняя Анна. — Ведь в душе она меня любит, и я не хочу ее расстраивать».

Психоанализ говорит об «изначальном долге» и его следствии — том чувстве вины, что на всю жизнь связывает нас с женщиной, которой мы обязаны своим появлением на свет. И какими бы ни были наши чувства, в самой глубине души все равно жива надежда, что когда-нибудь все еще может как-то наладиться. «Умом я понимаю, что маму мою уже не переделаешь, — вздыхает 43-летняя Вера. — И все-таки не могу смириться с тем, что между нами так никогда ничего и не изменится».

«Своего первого ребенка я потеряла в родах, — вспоминает 56-летняя Мария. — Тогда я думала, что хоть на этот раз мама хотя бы проявит сочувствие. Но нет, она не считала, что смерть ребенка — достаточный повод для горя: ведь я его даже не видела! С тех пор я в буквальном смысле лишилась сна. И этот кошмар продолжался годами — вплоть до того дня, когда в беседе с психотерапевтом я вдруг поняла, что не люблю свою мать. И ощутила, что у меня есть на это право».

Мы имеем право не испытывать этой любви, но не решаемся им воспользоваться. «В нас живет давняя детская ненасытная тоска по хорошему родителю, жажда нежности и безусловной любви, — говорит Екатерина Михайлова. — Нам всем без исключения кажется, что нас любили не так, как должны были. Думаю, ни один ребенок не имел именно такой мамы, в которой нуждался».

Еще труднее приходится тому, чьи отношения с матерью складывались сложно. «В нашем представлении о ней нет разделения между всемогущей материнской фигурой, знакомой нам с младенчества, и реальным человеком, — продолжает Екатерина Михайлова. — Этот образ не меняется во времени: в нем и глубина детского отчаяния, когда мать задерживается, а мы думаем, что она потерялась и больше не придет, и более поздние амбивалентные чувства».

Только «достаточно хорошая» мать помогает нам идти к взрослой независимости. Такая мать, удовлетворяя насущные потребности ребенка, дает ему понять: жизнь стоит того, чтобы ее прожить. Она же, не бросаясь исполнять малейшее его желание, дает другой урок: чтобы жить хорошо, нужно обрести самостоятельность.

В свой черед вступив в материнство, Вера и Мария не возражали против общения своих матерей с внуками, надеясь, что их «плохие» мамы станут хотя бы «хорошими» бабушками. Перед рождением своего первенца Вера нашла любительский фильм, снятый отцом в ее детские годы. С экрана на нее глядела смеющаяся молодая женщина с маленькой девочкой на руках.

«У меня потеплело на сердце, — вспоминает она. — На самом деле наши отношения испортились, когда я стала подростком, но до этого мама, похоже, радовалась тому, что я на свете есть. Я уверена, что смогла стать хорошей матерью своим двум сыновьям только благодаря этим первым годам своей жизни. Но когда я вижу, как сегодня она раздражается на моих детей, во мне все переворачивается — я сразу вспоминаю, какой она стала».

Мария, как и Вера, взяла свою мать как антимодель для выстраивания отношений со своими детьми. И это сработало: «Однажды в конце долгого телефонного разговора дочь мне сказала: «Так приятно, мам, с тобой поговорить». Я повесила трубку и расплакалась. Я была счастлива, что мне удалось построить прекрасные отношения со своими детьми, и в то же время меня душила горечь: ведь мне самой таких не досталось».

Начальную нехватку материнской любви в жизни этих женщин частично восполнили другие — те, кто смог передать им желание иметь ребенка, помог понять, как его воспитывать, любить и принимать его любовь. Благодаря таким людям из девочек с «недолюбленным» детством могут вырасти хорошие матери.

Когда отношения слишком мучительны, верная дистанция в них становится жизненно необходимой. И страдающие взрослые дети ищут лишь одного — безразличия. «Но эта защита очень хрупка: достаточно малейшего шага, жеста со стороны матери, как все рушится, и человек снова ранен», — говорит Екатерина Михайлова. Все мечтают обрести такую душевную защиту… и признаются, что не могут ее найти.

«Я старалась полностью «отключиться» от нее, переехала в другой город, — рассказывает Анна. — Но только услышу в трубке ее голос — меня словно насквозь пробивает током… Нет, вряд ли и теперь мне все равно». Мария выбрала другую стратегию: «Мне проще поддерживать некую формальную связь, чем порвать ее окончательно: я вижусь с матерью, но очень редко». Позволить себе не любить ту, что нас воспитала, и при этом не слишком страдать, невероятно тяжело. Но возможно.

«Это выстраданное безразличие, — говорит Екатерина Михайлова. — Оно приходит, если душе удается пережить ту давнюю нехватку тепла, любви и заботы, оно идет от нашей усмиренной ненависти. Детская боль никуда не денется, но нам будет легче идти своей дорогой, если мы постараемся разобраться в чувствах и отделить от них чувство вины». Взрослеть — это и означает освобождаться от того, что сковывает свободу. Но взросление — это очень дальний путь.

Позволить себе не любить мать… Станет ли от этого легче? Нет, уверена Екатерина Михайлова. Легче от этой честности не будет. Но отношения определенно станут лучше.

«Изменение стиля отношений с матерью позволит сделать их менее болезненными. Но, как в танго необходимо встречное движение двух людей, так и согласие меняться требуется и от матери, и от взрослого ребенка. Первый шаг — всегда за ребенком. Попробуйте разложить свои противоречивые чувства к матери на составляющие. Когда появились эти эмоции — сегодня или в глубоком детстве? Возможно, у части претензий уже истек срок давности.

Взгляните на мать с неожиданной стороны, вообразите, как бы она жила, если бы у нее не родились вы. И, в конце концов, признайте, что у мамы тоже могут быть к вам сложные чувства. Начиная строить новые отношения, важно понимать, как это печально: уйти от роковой и уникальной связи, умереть друг для друга как родитель и дитя.

Разорвав тяжелые отношения, мать и ребенок прекратят отравлять друг другу жизнь и ждать невозможного, смогут оценивать друг друга более холодно, трезво. Их взаимодействие будет похоже на дружбу, сотрудничество. Они станут больше ценить время, отпущенное им, научатся договариваться, шутить, управлять своими чувствами. Словом, научатся жить… с тем, что превозмочь все равно невозможно».