Иллюзии. Золотая жизнь
«Сатанинское танго» Ласло Краснахоркаи
Из сюжетов мировой литературы больше прочих я люблю этот: неведомо куда приходит неведомо кто. Мне хочется, чтобы этот неведомо кто и люди неведомо где оказались хорошими и мир стал лучше. Кроме библейского в канву фабулы для меня ложатся, к примеру, Детство Иисуса Кутзее и Мастер и Маргарита Булгакова. В романе Краснахоркаи в нищий колхоз в Венгрии идет Иримиаш — красавец и экономический гений. Пока он был — колхоз процветал, но потом он умер. В атмосфере тления пауки захватили мир, все покрылось плесенью, люди спиваются. И вот проходит слух, что Иримиаш воскрес. Он спаситель и чудотворец, проходимец, инсценировавший смерть, и сатана, завладевший общей волей.
Иримиаш обещает беспомощным людям золотое будущее, а те, опьяненные утопией о «земле обетованной», отдают ему ценности, ломают и сжигают дома, семьи, судьбы — чтобы оказаться в каком-то полумиражном замке-ловушке, обманутыми, ограбленными и униженными.
Может показаться, что Сатанинское танго — мрачный роман. Это не так, он скорее чардаш, чем танго. Это гротескный мир притчи — в нем все достаточно условно, чтобы не ранить нас, и достаточно чрезмерно, чтобы пугать и смешить. Гротеск присущ и стилю — метафоры, претендующие охватить мир целиком, предложения размером со страницу, веселая чертовщина нравов и положений.
Зачем Краснахоркаи так пишет? В интервью он говорит, что пытается постичь универсальную истину о мире. Дописав, понимает, что не сформулировал ее, — и садится за новый роман. В этом смысле я читаю одну и ту же книгу: я тщусь вычитать из каждой, как все устроено, — и вычитываю одно и то же. Что стремиться к идеалу, очаровываться им — нормально. Что не достигать его, а потом вновь очаровываться — тоже. Танго танцуют на восемь шагов, четыре вперед и четыре назад, оно кружится и возвращается к истоку. Разрешите прозе Краснахоркаи войти в ваш мир — и войдите в его. Покружитесь эти восемь шагов, раз уж в пространстве русского языка вы друг друга дождались.
Ласло Краснахоркаи — венгерский прозаик и сценарист, лауреат множества премий в литературе, включая Букеровскую (2015). «Сатанинское танго» (1985) — его дебютный роман.
Перевод с венгерского Вячеслава Середы. Corpus, 352 c.
(Не)совершенство
«Конец эпохи self-help» Свена Бринкмана
Датский психолог написал книгу-провокацию. Чего стоят названия глав: «Перестаньте прислушиваться к себе», «Подавляйте чувства», «Концентрируйтесь на негативе». Бринкман утверждает, что в поисках счастья, в стремлении к эмоциональной открытости мы перегнули палку. Он предлагает притормозить с саморазвитием и вспомнить о ценностях другого рода — самоконтроле, покое ума и чувстве долга.
Бринкман рекомендует не следовать бездумно советам коучей и позитивных психологов, а каждый раз делать собственный, осознанный выбор. Впрочем, его установкам также не стоит следовать безоглядно: критикуя идеи той же позитивной психологии, автор порой несправедлив и неточен.
Перевод с датского Юлии Коняховой. Альпина Паблишер, 146 с.
Семья
«Мальчик, сделанный из кубиков» Кита Стюарта
История восьмилетнего аутиста Сэма и его папы — это история самого автора и его сына Зака. Англичанин Кит Стюарт не собирался становиться писателем. Он редактор раздела компьютерных игр в The Guardian. Кит хотел всего лишь рассказать, как, играя с ребенком в «Майнкрафт», увидел сына изобретательным, талантливым, общительным, а его внутренний мир — хрупким и прекрасным.
Получилась повесть, по-английски остроумная, трогательная, добрая. Я выбрала ее, чтобы напомнить: дело не в аутизме. И не в компьютерных играх. Ничто само по себе не бывает хорошим или плохим, «знак» вещи определяется нашей целью и способом использования. Компьютерные игры могут быть благом, если служат взаимопониманию, овсянка может быть злом, когда впихивается насильно.
Перевод с английского Ирины Тетериной. Азбука, 480 с.
Дебют
«Убить Бобрыкина» Александры Николаенко
Таких дебютов в отечественной прозе я не знаю. Александра Николаенко — хороший иллюстратор, ее графику можно увидеть в детских и взрослых книгах. Несколько лет назад у нее вышел сборник короткой прозы, но о нем не отзывались с восторгом ни читатели, ни критики, ни сам автор. Александра признается, что в нее как прозаика не верил никто. И книгу сперва отвергли все издатели. Два года, что роман писался, друзья говорили: «Остановись, а то твой Шишин сведет тебя с ума».
Шишин — это главный герой. Он в меру безумен и склонен к паранойе. В школе был изгоем и до сих пор полон подозрительности и обид на людей, особенно на Бобрыкина. В школе он был влюблен в Танюшу — и до сих пор в нее влюблен. Но Танюша замужем за Бобрыкиным. Шишин боится, что Бобрыкин задушит его, и мечтает то задушить Бобрыкина, то повеситься.
В романе действительно есть убийство, но это не детектив. Это вообще не массовая литература — это литература прорыва, в первую очередь языкового, стилистического и жанрового. Несмотря на элитарность, роман вцепляется в читателя и не выпускает его — может быть, как раз за счет языка. Это ритмизованная проза, где целые абзацы написаны силлабикой. Текст, похожий на стихотворение длиной в 200 страниц. Аналогов ему в зарубежной литературе я не припомню. В российской — пожалуй, лишь «Мелкий бес» Сологуба с его атмосферой тоски и безумия.
Кстати, Шишин действительно свел с ума, но не автора, а жюри «Русского букера»: впервые за 25 лет премия вручена литератору, о котором не знал никто, кроме читателей ЖЖ.
Русский Гулливер, 200 с.